Цветные стеклышки.
Мне в детстве часто грозили: тебе никто не будет дарить подарков — ты сразу все ломаешь. А мне очень хотелось посмотреть, отчего у машинки крутятся колесики, как зажигается лампочка, откуда в калейдоскопе так много красивых картинок. Калейдоскоп я тоже разобрал. С тех пор прошло много лет. Я учился, работал. Снова учился. Меня не удивляют микро-контроллеры и сотовые телефоны. Но до сих пор я не перестаю восхищаться, как из нескольких кусочков цветного стекла и трех зеркал возникает волшебство.Да, вот еще одно маленькое вступление. В институтские годы и меня не обошло увлечение под названием «студенческий театр». Нет, я не мнил себя ни Евстигнеевым, ни Товстоноговым. Просто очень хорошая компания там собралась. Ставили мы, как сейчас помню, какую-то польскую пьесу из серии «Конфликт». Была когда-то такая модная история и масса аналогичных ей: замкнутое пространство, группа нехороших терроризирует мирное население, которое легко могло бы победить зло физически, но не может противостоять морально. Так вот, в той пьесе, что мы ставили, мой герой фактически подставлялся под нож, чтобы спровоцировать силы добра на сопротивление. Формулирует он это так: я пытался вновь сложить цветные стеклышки.
Никогда не понимал этого загадочного жанра — отчеты о ЧГК-шных турнирах. Поэтому сам отчетов не пишу. Но вот прокрутить еще раз перед глазами волшебный калейдоскоп, попытаться сложить вместе цветные стеклышки, оставшиеся после поездок в Калининград и Баку? Так это же совсем другое дело.
Там, над Балтикой пенной...
Я, конечно, не Катон, и пикейного жилета у меня нет. Но после Чемпионата Мира 2007 у меня возникло стойкое ощущение, что каждый текст об этом событии надо начинать и заканчивать фразой: «Александр Рубин — это голова».Я не считаю себя достаточно компетентным, чтобы оценивать высокое мастерство Рубина, его организационный талант. Но не обратить внимания на поразительное умение Александра оказываться рядом за минуту до того, как вам показалось, что может возникнуть проблема, я не могу. И, что самое интересное, всякий раз оказывается, что никакой проблемы нет, потому что Рубин об этом позаботился, потому что он предвидел такую ситуацию. И все это происходит легко, с шуткой, с интересной, прекрасно рассказанной историей.
Саша, мне очень жаль, что мы не оказались (я надеюсь, пока не оказались) за большим-большим столом, за которым собралось бы множество людей, чтобы я мог встать и, как учили меня на востоке старшие товарищи, произнести тост в твою честь. Что ж, воспользуюсь пока этой электронной возможностью, которая не заменит, но только дополнит немного мой будущий тост. Большое спасибо тебе, всем тем, кто работал с тобой (к сожалению, я не знаю всех), за тот праздник, который вы нам подарили.. Здоровья тебе и твоему замечательному семейству. Приезжайте к нам, дайте мне шанс повторить это все вслух.
Кстати, позволю себе заметить, что кое-кто (не будем называть имен) высказал желание побывать в Сан-Франциско. Мы ждем.
А самолеты сами не летают.
Постепенно стали распространятся слухи: мол, Колмановский совсем дошел, видели его в аэропорту Калининграда, сидящим ни бордюре (с точностью до поребрика). Хлещет, мол, он пиво из горлышка, из сумки тягая кусочки сыра, — закусывает.И самое смешное, что все это — абсолютная истина.
Ну что поделаешь? Бывает и такое, когда тормоза полетели... А полетели в тот раз Тормоза в Варшаву. И Сережа Вакуленко с ними. А я, проводив их...
Хотя давайте начнем с начала.
Так сложилось, что мне пришлось немного отстать от команды. И вылетел я из Сан-Франциско в Нью-Йорк на сутки позже. Но не просто на сутки, а еще на два часа позже, чем указанно в расписании, утвержденном... Извините, отвлекся — музыка навеяла. Так вот, эти два часа могли сыграть в моей судьбе решающую роль. Тот, кто бывал в Нью-Йорке в аэропорту имени товарища Кеннеди и представляет себе его размеры и планировку, тот поймет всю глубину моих чувств, когда на пересадку с четвертого терминала на седьмой у меня было ровно 15 минут. Для тех, кто не знает, о чем это я, поясню: за пятнадцать минут мне надо было выйти из здания аэропорта, сесть на электричку (метро), проехать три станции, войти в другое здание аэропорта, пройти контроль на безбомбность и добраться до самолета. Самое смешное, что я успел. Ну, практически успел. То есть в самолет я вбежал, но обуться, заправить ремень, положить лаптоп в сумку — на это времени не хватило. И вот такой расхристанный, босой, прижимая туфли к груди, я ворвался в самолет польской авиакомпании LOT. Нет, нет. Я удержался и не закричал: «Граждане пассажиры, извините, что беспокою вас, но я сам не местный...» Но, тем не менее, готов поспорить, что пассажиры и экипаж меня запомнили надолго.
Дальше было проще. В Варшаву рейс тоже опоздал. Но сорок минут, которые оставались до рейса в Калининград, показались мне почти вечностью. А вот в Калининграде, помимо замечательного человека Макса, меня ожидал неприятный сюрприз: мой чемодан, конечно же, не успел перебежать за пятнадцать минут на Варшавский рейс. И никто не знает, когда мы встретимся и встретимся ли снова.
И вот, пропев про себя (в смысле, не вслух) «А это был не мой чемоданчик...», я оказался в зале, где как раз начинался третий тур.
Перебью сам себя на секунду. Третий и четвертый туры отбора, которые мне довелось сыграть, вопросы перестрелки и финал, которые я, увы, только слушал, первые два тура, которые пропустил и увидел лишь после... Я вам не скажу за всю Одессу, но я давно не видел (если видел вообще) пакета такого класса. Я, к сожалению, не знаком ни с Константином Науменко, ни с Андреем Абрамовым. А вот с Мишей Перлиным я не только знаком, мне еще повезло встретиться с ним в Баку. Но все слова благодарности, сказанные Мише, — это ничто по сравнению с удовольствием, полученным от всех вопросов, в целом, и от каждого вопроса, в частности. Не хочется делать вид, что я считаю себя великим экспертом (честное слово, не считаю), но это был все-таки не первый пакет в моей жизни, даже не первый пакет чемпионата мира и даже не первый пакет, в редактировании которого принимал участие Миша Перлин. Но... Просто после каждого вопроса, вне зависимости от того взяли или нет, мы закатывали глаза, цокали языками и, как те самые знатоки тщательно наведенных галлюцинаций, вздыхали: «Ой, как хорошо!» И было это хорошо. На таких пакетах даже проигрывать приятно. Выигрывать, наверное, тоже приятно, но не смогли мы.
Вернувшись к основной нити своего повествования, я пока пропущу рассказ о том что собственно происходила в Светлогорске. Это тема для отдельного разговора, причем не для одного. Скажу только, что и на следующий день после моего приезда от загулявшего чемодана не поступило никаких новостей. И вот в день разъезда я отправился в аэропорт задолго до своего рейса, проводить команду Тормоза и Сережу Вакуленко в Варшаву в слабой надежде, что обратным рейсом прилетит мой чемодан.
Но вот они уехали, ушли, улетели. И я остался сидеть на бордюре, пить пиво и ждать своего чемодана.
Правь Британия...
Если мне придется раскладывать мое увлечение игрой на три источника или три составные части, то это не составит труда. По возрастающей: азарт соревнования — он появляется и очень скоро проходит, но все-таки он есть. И увеличенные порции адреналина, поступающие в кровь, будоражат, вселяя надежду, что я — молодой скакун, а не старый ишак. Потом, конечно, удовольствие от самой игры. Напряжение, попытка поймать, извлечь из потока воспоминаний нужную информацию... Самое смешное, что иногда удается. И, наконец, самое главное: люди. После каждого турнира, на который я попадал, я возвращался домой с полными карманами призов. Самых высших наград турнира: вашими визитными карточками, координатами, записанными на листочках бумаги, билетах, есть даже один, записанный на бутылочной пробке (хотя пили водку — откуда она взялась). Мои дорогие друзья, я не берусь описать, с каким восторгом я вспоминаю наши прошлые встречи, с каким нетерпеньем жду будущих.Но два последних (для меня) турнира стали особенными. Совершенно особенными. И все благодаря команде из Англии. Милые мои девочки, ребята. Вы прекрасно играете. Трудно это увидеть во время тура, но во время Эрудит-квартета в Светлогорске класс вашей игры не заметить было нельзя. Но еще лучше вы умеете дружить. Вы обладаете потрясающим даром — становиться с первой минуты знакомства старыми друзьями. Мало этого. Вы источаете особую ауру, в которой все шутки — смешнее, споры — горячее, песни — громче и танцы — зажигательнее. (Для Фом Неверущих — я знаю, о чем говорю. Если кто-то из вас думает, что 35 человек в двуместном номере означает, что там не танцевали — у меня для них плохая новость. Танцевали. Я бы, даже, сказал — плясали.) И это еще не все. Скажем так: еше недавно у меня не было знакомых в Англии. Или почти не было. И вот теперь у меня появились близкие друзья. И мгновенно благодаря вам появились замечательные друзья в Латвии и Финляндии, Германии и России, Израиле и Белоруссии, Канаде, Голландии, Эстонии... Все флаги в гости к вам... Или я исказил старый лозунг?
Дорогие мои, любимые мои англичане! Теперь я точно знаю: Британия рулз.
Пожелание дамы — закон.
Ситуация с гитарой сложилась следующая: никакой истории, о которой упоминает Ириша, в общем-то, по сути и не было. Но раз дама сказала, что я ее расскажу — значит расскажу.Дело было в Баку и происходило все примерно так. Началось это, как все, в номере у моих (наших) любимых англичан. Мы сидели и травили какие-то байки. Помнится, в тот самый момент папа рассказывал про свой первый и последний визит в военкомат. Как вдруг я получаю записку, написанную прекрасной женской рукой.
Лирическое отступление номер один. В детстве я не был избалован детективной литературой. Дома было много фантастики, но не детективов. Среди тех немногих, что все-таки были, я с детства выделял болгарского писателя Андрея Гуляшки. Его книги о болгарском супер-агенте Аввакуме Захове поразили мое детское воображение, особенно если учесть, что про Джеймса Бонда в те годы я знал преимущественно из песни Высоцкого. Но вот что странно, даже в детстве я отождествлял себя не с главным героем упомянутых книг, а с доктором Ватсоном, по-болгарски ветеринаром Анастасием, от лица которого частично ведется рассказ. Так вот, этот Анастасий вспоминает, как однажды в студенческие годы получил любовную записку от самой красивой девушки в институте. «Дорогой Анастасий,― писала девушка (обратите внимание на обращение «дорогой», — призывает автор), ― не одолжишь ли ты мне свой рюкзак на неделю?» Конец лирического отступления номер один.
Как истинный джентльмен (все-таки дело происходит на территории Британии), я не могу обнародовать содержание записки. Скажу только, что в ней содержалась неизвестная мне до того времени информация: сидящая рядом Света прекрасно играет на гитаре и поет, но при одном непременном условии — если есть гитара.
А теперь: тема «Гитара», вопрос на десять. Каковы мои действия? Правильный ответ — я молча встал и пошел добывать гитару.
Многое изменилось с тех пор, как я уехал из Баку. Пятнадцать-двадцать лет назад и вопроса бы не возникло: из гостиницы до Саши Барьюдина пять минут ходьбы, можно позвонить Андрюше Офицерову, Саше Рехельсу... Я сошел с ума: начал перечислять. Да весь Бакинский КСП уже давно был бы в гостинице. Ну, или мы все вместе были бы где-то еще. Да и сейчас стоило только позвонить Мураду Волкову или Джавиду Имамвердиеву... Вот тут и кроется первая сложность: вредно забывать записные книжки дома. Поэтому мы пойдем другим путем.
Многое изменилось с тех пор, как я уехал из Баку. Пятнадцать-двадцать лет, и снесли знакомые с детства дома, построили новые, изменившие город до неузнаваемости. Но есть все-таки нечто, благодаря чему Баку остается Баку. И именно благодаря этому, я знал точно — гитара будет. Даже если в городе есть только одна гитара, я ее найду. Я найду ее, даже если в городе нет ни одной гитары. Да чего там, я готов был сделать гитару из себя самого. Хотя не знаю, делают ли гитары из дуба. Да и получилась бы эта гитара липовой. Но, тем не менее...
Первое смелое предположение. Алгоритм поиска чего-либо в городе не изменился. Проверим. Выбегаю из гостиницы, останавливаю такси.
― Отвези меня туда, где я смогу купить гитару.
― ???
Не повезло. Таксист попался молодой, в городе, судя по всему, недавно.
Привез к какому-то магазину, который оказался закрыт. Хорошо, попробуем еще
раз. Ловлю другую машину. Таксист пожилой, уже лучше.
― Отец, отвези меня туда, где я смогу купить гитару.
― Смеешься, да?
― Зачем смеюсь? Гитара нужна. Вот так (чиркаю пальцами по горлу) нужна.
― Слушай, я отвезу тебя в ЦУМ, там есть музыкальные товары. А есть там гитара или нет — разговаривай с ними.
― Договорились.
Приезжаем в ЦУМ. Подхожу к отделу муз. товаров. (Дальнейший разговор я
перевожу с бакинского языка на русский)
Лирическое отступление номер два. В те годы, когда я жил в Баку, город говорил на сложном смешении языков. Легенда о вавилонском столпотворении не подтверждалась. В Баку разговаривали так: «Захмят олмаса (Не сочтите за труд), на углу гапыны ачин (двери откройте)» ― это просьба, обращенная к водителю автобуса, остановиться там, где нет остановки. Или «Бу (эта) коробка конфет нечадир (почем)?». Или еще «Она сказала: она бах (на него посмотри)! Балбес чокнутый сан сан (ты сам)!» Не могу не заметить, что я до сих пор разговариваю именно так, когда встречаюсь со старыми бакинцами. И, как выяснилось, на этом же бакинском языке я говорю, оказавшись в Баку. Конец лирического отступления номер два.
Итак, оказавшись в ЦУМе, я каким-то верхним чутьем сразу обнаружил отдел
музыкальных товаров. Почему, при этом, в нем еще продавались чайники и
украшения из капельного серебра — не знаю. Но к истории это отношения
не имеет. Подхожу к продавцу.
― Уважаемый, гитара есть?
― Зачем гитара? Возьми синтезатор. Хороший синтезатор. CASIO. Дешево отдам.
Ага. Этот разговор мы знаем. Это может быть надолго. Пресечем в зародыше.
― Уважаемый, ты прав. Но моя девушка просила купить гитару.
― Слушай, девушка, гитара... Э-э! Ты что говоришь? Купи ей синтезатор. Хороший синтезатор. Только один такой.
― Наверное. Но у нее уже есть синтезатор. Даже не один. Она хочет гитару. Мне нужна гитара.
― А от меня ты что хочешь?
― У тебя есть гитара?
― Слушай, зачем мне гитара?
― Не тебе. В продаже есть гитара?
― Конечно есть!
― Сколько стоит?
― Откуда я знаю? (На самом деле он спросил буквально: «Почем я знаю?» Но это было не утверждение а риторический вопрос)
― А не ты продаешь здесь?
― Я.
― А кто знает почем гитара?
― Тот кто продает гитару.
― Понял. Уважаемый, научи меня, где я могу купить гитару.
― В магазине «Роял» (В азербайджанском языке нет мягкого знака. И я до сих пор не знаю, это был королевский магазин или магазин роялей)
― А где магазин «Роял»?
― Вон, видишь, стоит толстый парень (а то мы два Аполлона)?
― Вижу.
― Он тебе расскажет.
Иду к толстому парню.
― Братишка, где магазин «Роял?»
― Слушай, как, по-твоему, я тебе объясню? Надо выйти, идти по улице вверх. Эту улицу перейти, еще идти вверх...
― На Касум Измаилова, что ли?
― ???
― Улица за МВД.
― Нет еще.
― На Полухина? ― я поднимаюсь мысленно еще на один квартал.
― ???
― На Саратовца-Ефимова, на Островского? ― я переключаюсь на поперечные улицы.
― Уважаемый, ― это уже не форма обращения, он меня зауважал, ― ты все старые названия знаешь?
― Дорогой, это не старые названия. Ну не очень старые. Вот был бы здесь мой отец, как начались бы Колюбякинская, Персидская, Колодезная и Верхне-Приютская. Ты бы вообще не понял, о какой части города речь.
Одним словом, до магазина меня проводили с почетом. А я им пока поведал, что находилось раньше на месте 189-ой школы и откуда на доме Мухтарова (дворец бракосочетаний) взялась фигура рыцаря.
В магазине все было просто и легко. Продавец оказался человеком сговорчивым и всего за полчаса споров согласился продать мне гитару, а не виолончель (а может быть, это был контрабас — я их не различаю) Более того, услышав рассказ о любимой девушке, возжелавшей гитару, продавец оторвал от себя запасной комплект струн.
Вот и вся история, которой по сути и не было. Услышав ее, Вы приобрели не много. Не услышав, — не много потеряли. Но сколько вы потеряли, если никогда не слышали в исполнении девичьего хора песни про «Съела все сама», если вы под предводительством Димы Барского не присоединялись к мужским голосам (если вы мужчина). Вот тут вы много потеряли. Я, например, этого не упустил.
Под крылом самолета о чем-то поет или история о кроличьих яйцах.
Если честно, то этого фрагмента я не планировал. Вместо него, я собирался писать письмо команде «Неспроста», Марии Пастуховой лично и примкнувшим к ним людям, кто оказался слишком близко ко мне в самолете. Нет, нет. Эта история никак не связана с тем, что я терял чемодан, и они ощущали... скажем некоторый дискомфорт от соседства со мной. Надеюсь, что нет. Тем более, чемодан нашелся, и к вылету из Калининграда я был уже почти в человеческом виде. А дело было так: по-моему Дима Лурье завел разговор о том, что в вопросах часто возникают ошибки из-за использования переводов в качестве источника. Один неадекватный перевод и вопрос построен на несуществующем факте. Тема благодатная, и я, конечно, промолчать не смог. Среди прочих примеров я привел известную двусмысленность (упомянутую Стругацкими) о Кроличьих Яйцах. Ну, естественно, в английском тексте сказано «Rabbits Eggs», а не «Rabbits balls», и нет никакой двусмысленности. Она появилась только в русском переводе. И горе тем, кто читал книгу по-английски, если вопрос построен на игре слов в русском переводе. И тут Мария решила уточнить, о какой книге я говорю. «Она так и называется», ― не моргнув глазом ответил я. В ближайшие полчаса выяснилось, что никто кроме меня такой книги не читал. Даже никогда не слышал. Рома Немучинский пытался меня вразумить: «Rabbit Eggs — это из Сталки и компания, Киплинга». Не тут-то было. Киплинга читали все, но я сую свою голову туда, куда слоненок своего носа не совал. Маша, прости, что я так долго делал вид, что забыл об этой истории. На самом деле я искал. Я был уже готов написать книгу, назвать ее «Кроличьи яйца», перевести на английский язык... Но мне повезло. В прошлое воскресенье я встретил своего знакомого. Рассказывал ему о поездке в Калиниград, о поездке в Баку... Вспомнил и об этой истории.― А какого <слово пропущено> ты это <другое слово пропущено> читал?
У меня, как у охотничьей собаки, шерсть встала дыбом. Оказывается, есть какой-то локальный больной (психически больной), который раз в какое-то время воображает себя кем-то из писателей и пишет повести или рассказы по мотивам произведений своих, как бы это сказать, прообразов. Так вот, среди других произведений у этого психа есть книга «Кроличьи яйца и компания». У моего знакомого эта книга была. Откуда, неизвестно. И неизвестно, куда он ее дел. Говорит, <слово пропущено> страшное. Но обещал, если найдет, подарить.
